От российско-украинских контактов на высшем уровне ждут только новостей о газе. Поэтому на сообщение о том, что Владимир Путин и Виктор Янукович делимитировали границу в Керченском проливе, по сути, на украинских условиях (остров Тузла и судоходный канал отходят Киеву в обмен на право Москвы использовать пролив), общественность отреагировала с запозданием. Восклицания по поводу «национального предательства» и «разбазаривания земель» захлестнули блогосферу только к концу недели.

Девять лет назад кризис в российско-украинских отношениях из-за принадлежности острова совпал с думской избирательной кампанией, так что политики и от власти, и от оппозиции (особенно партия «Родина») поспешили отметиться на патриотическом поприще. Теперь получается, что предмета конфликта и не было — Москва признала то, что тогда утверждал Киев.

Осенью 2004 года Россия и Китай подписали договор о решении всех пограничных вопросов по реке Амур. КНР перешли несколько островов, включая Даманский, из-за которого в 1969 году СССР и Китай вступили в короткую, но ожесточенную войну. Эта сделка была негативно воспринята местными жителями и националистически настроенной частью российского общества.

Тогда же Путин дал понять Токио, что при наличии доброй воли можно вернуться к вопросу о Курилах — на основе советско-японской декларации 1956 года, которая предусматривала возврат двух островов. Япония предпочла не вступать в обсуждение, сочтя компромисс неуместным. Путин потерял интерес к теме, а Дмитрий Медведев позицию по Курилам, как известно, ужесточил. Медведеву зато ставили в вину договоренность по территориальному разграничению с Норвегией в Баренцевом море — до этого спор тянулся более 40 лет.

Из всех видов межгосударственных споров территориальные самые сложные для разрешения. В любом из них переплетены два компонента: собственно практическая часть (с правовыми, политическими и экономическими резонами) и восприятие национальной гордости. Последнее либо вовсе не подлежит рациональному расчету, либо требует анализа в совершенно иных категориях престижа.

С практической точки зрения территориальное урегулирование — вопрос целесообразности, что можно получить взамен. При этом сразу стоит забыть понятие «благодарность» и ожидать встречных уступок по какому-то другому вопросу. Или взаимность юридически зафиксирована в документе, или ее нет. Правда, есть основания рассчитывать на новые возможности в целом. Скажем, вести спор с Осло можно было бы еще десятилетия, профессиональных юристов-международников разочаровал политический компромисс. Однако выход из юридического тупика открывает путь к сотрудничеству, в том числе по освоению прежде спорных пространств. Гипотетическое соглашение с Японией сняло бы главное препятствие для экономического взаимодействия, выгодного обеим сторонам, а также укрепило бы политические отношения на фоне роста Китая и необходимости поиска региональных балансов. Сделка с КНР требовалась по другой причине. Учитывая быстрое увеличение мощи Пекина, промедление с пограничным урегулированием означало бы, что со временем условия для России ухудшались бы.

Однако все эти аргументы отступают на второй план, когда затрагиваются «национальные чувства». И выясняется, что символическое значение того или иного куска земли много больше, чем его практическая ценность, а соображения престижа перевешивают все остальное. Престиж же — категория в международных отношениях вполне материальная, служащая, как писал классик структурного реализма Ханс Моргентау, одной из самых мощных мотиваций.

Кстати, компромисс, требующий уступки, вероятнее одобрит власть, не связанная необходимостью оглядываться на общественное мнение. Иными словами, достаточно авторитарная. В случае демократического волеизъявления (глава МИДа Сергей Лавров как-то обмолвился о референдуме по Курилам) результат предопределен — граждане не склонны что-то кому-то отдавать. Когда Путин намекал японцам на возможность договоренности, момент был оптимальный — власть не только вполне авторитарная, но и уверенная в своих перспективах на обозримый период. Чем более демократической будет Россия, а это, судя по текущим общественным настроениям, неизбежно, тем сложнее будет любое урегулирование по вопросу о землях.