Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Сергей Рекеда

К.и.н., директор Центра изучения перспектив интеграции, доцент Базовой кафедры евразийской экономической интеграции ИПиНБ РАНХиГС при Президенте России, эксперт РСМД

На минувшей неделе прошла целая серия знаковых встреч, нацеленных на укрепление пошатнувшейся в последнее время безопасности в Закавказье. 8 августа в Баку прошел трехсторонний саммит глав России, Азербайджана и Ирана, 9 августа в Санкт-Петербурге Владимир Путин впервые после начала кризиса в российско-турецких отношениях встретился с Реджепом Тайипом Эрдоганом, и, наконец, 10 августа прошли плановые переговоры президентов России и Армении. По сути переговоры были проведены со всеми ключевыми региональными игроками. За скобками остался только грузинский сегмент, хотя и здесь можно было заметить сигнал из Тбилиси: глава республики Георгий Маргвелашвили предложил начать диалог о решении совместных проблем отметив, что готов к встрече первых лиц двух стран, «если со стороны РФ будет понимание того, что Грузия не является врагом России». Понятно, что это лишь элемент политеса (тем более, незадолго до парламентских выборов в Грузии), и проблема признания Южной Осетии и Абхазии никуда не исчезла, однако интересна постановка вопроса, из которого следует, что официальный Тбилиси в России своего врага не видит.

Если оставить в стороне теории заговоров, то оценивая «кавказскую неделю» Владимира Путина эксперты разделились, условно говоря, на «прагматиков» и «политиков». Первые утверждают, что вся цепочка встреч была нацелена главным образом на решение проблем с реализацией экономических проектов. Здесь действительно было, что обсуждать: АЭС в Турции и Армении, рост экспорта из Армении в России на 90%, «Турецкий поток», транспортный коридор «Север-Юг», снятие российских санкций с Турции, и пр.

Вторая точка зрения, «политиков», сводилась к тому, что в условиях противостояния с Западом Москва ищет друзей, готовых поддержать её в этой борьбе. Кстати, такая точка зрения на прошедшие встречи, похоже, пришлась по вкусу и на самом Западе. Например, New York Times в преддверии встречи президентов России и Турции опубликовала статью под заголовком «Изолированные Путин и Эрдоган поддерживают связь друг с другом». После того, как встреча состоялась и стала понятна суть прошедших переговоров, тональность освещения саммита в основных западных СМИ главным образом осталась прежней, хотя мотивы потепления между странами далеко не исчерпываются стремлением противостоять ЕС и США совместно.

Сторонники обеих точек зрения, пожалуй, отчасти правы, но все же прежде всего «кавказские встречи» Владимира Путина объединял мотив укрепления безопасности на южных рубежах России. Дело в том, что описываемые переговоры прошли вскоре после целого ряда событий, которые могли взорвать Кавказский регион изнутри. Учитывая горячие конфликты на Ближнем Востоке и обострение ситуации на Украине последних недель Россия рисковала получить зону нестабильности по всему юго-западному периметру своих границ. В такой ситуации сосредоточиваться в переговорах с ключевыми странами региона лишь на вопросах экономики, сколь бы они не были важны в этот момент, было бы как минимум странно.

Одной из главных тем прошедших переговоров стал карабахский вопрос. Наряду с Донбассом этот конфликт в настоящее время наиболее взрывоопасен. Достаточно вспомнить, что в апреле 2016 года практически произошла «разморозка» армяно-азербайджанского противостояния. Конфронтацию тогда удалось остановить лишь в результате дипломатических усилий Москвы. При посредничестве Владимира Путина 20 июня прошла встреча лидеров Армении и Азербайджана, которые, как отмечали СМИ, «старательно демонстрировали нежелание даже смотреть друг на друга». Серьезные договоренности в подобной атмосфере появиться не могли, а последствия апрельского армяно-азербайджанского обострения до сих пор напоминают о себе в регионе: недавний захват полицейского участка и беспорядки в Ереване – как раз часть этого эха. В этой ситуации необходима активизация переговорного процесса – прежний статус-кво больше не гарантирует продолжительной заморозки конфликта. Кроме того, на кону имидж России как медиатора конфликта, который оказался подпорчен в результате событий начала апреля 2016 г. в Карабахе. Поэтому одна за другой встречи с лидерами Азербайджана и Армении на минувшей неделе полностью вписываются в эту логику событий.

Кроме того, напряженной остается ситуация в Сирии. При российской поддержке сирийские вооруженные силы начали наступление на юго-западе Алеппо – городе, находящемся на границе с Турецкой республикой. Подобные шаги требуют координации действий с другими внешними участниками конфликта, в том числе, конечно, и Турции. Согласование позиций по сирийскому вопросу – было самым важным, а потому и самым сложным вопросом на встрече в Санкт-Петербурге 9 августа. Неслучайно обсуждение этой темы оставили за скобками официальной части переговоров, а стороны предпочли не комментировать Сирию на совместной пресс-конференции. Понятно, что разногласия по фигуре Б. Асада между сторонами остаются, но после саммита из сообщения главы турецкого МИД Чавушоглу стало ясно, что Москве и Анкаре удалось сблизить позиции по урегулированию конфликта, договорившись о создании некого «единого механизма» по Сирии в военной, дипломатической сфере и по линии спецслужб. Подробности договоренностей пока неизвестны – настройка этого механизма продолжилась с участием профильных ведомств обеих стран уже после двусторонней встречи. Это с одной стороны. С другой стороны, ситуация в самой Турецкой республике далека от стабильности. Развитие внутриполитического кризиса может привести к обострению гражданского противостояния, в связи с чем Анкара не может позволить себе затяжное противостояние с Россией. Эти мотивы подталкивают к активизации российско-турецкого диалога не меньше, чем сложности взаимопонимания с США и ЕС.

Тем не менее экономические вопросы на прошедших встречах играли отнюдь не второстепенную роль. Дело в том, что в рамках переговоров были обсуждены, а где-то «перезапущены» прежде всего масштабные инфраструктурные проекты, причем финансовая выгода этих проектов на данном этапе далеко не очевидна. Так, например, среди экономических проектов в центре внимания на саммите лидеров России, Азербайджана и Ирана был транспортный коридор «Север-Юг», однако для эффективной работы этого проекта необходимы крупные инвестиции, со стороны Азербайджана и в особенности Ирана, где перевозка товаров осуществляется преимущественно посредством автотранспорта. Противоречивая ситуация складывается и вокруг перезапуска проекта АЭС «Аккую». Хотя на питерской встрече с В. Путиным  Р. Эрдоган и пообещал придать электростанции статус стратегической инвестиции с соответствующими льготами при реализации, но, по мнению экспертов, проект во многом не соответствует экономическим интересам России. Тем не менее Москва поддерживает строительство этих объектов. Инфраструктурные проекты традиционно выполняют не только чисто экономическую функцию, но и работают на политическое сближение и на укрепление региональной безопасности.

Другое дело, что экономика, играя в данном случае вспомогательную роль, не должна в итоге оказаться в полностью подчиненном положении, а риски такие есть – партнеры о своих экономических интересах не забывают. К слову, буквально спустя несколько дней после серии описываемых встреч Иран по сути заявил о готовности активизироваться в конкурентной борьбе с Россией за газовый рынок Турции и ЕС.

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся