Центральноазиатская стратегия Обамы

Начало нового президентского срока Владимира Путина совпало по времени с ослаблением российских позиций в Центральной Азии. Еще в мае 2012 г. у России усилились трения с Таджикистаном из-за условий его присоединения к Таможенному союзу. На этом фоне в Центральной Азии усилились позиции Соединенных Штатов. Элиты центральноазиатских государств возвращаются к проектам взаимодействия с США в военно-политической сфере.

Начало нового президентского срока Владимира Путина совпало по времени с ослаблением российских позиций в Центральной Азии. Еще в мае 2012 г. у России усилились трения с Таджикистаном из-за условий его присоединения к Таможенному союзу.

28 июня Узбекистан приостановил членство в Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). 11 июля министр обороны Кыргызстана Талайбек Омуралиев заявил, что киргизская сторона намерена поднять арендную плату за использование Россией военных объектов на территории республики. Третий Международный газовый конгресс, прошедший 23 мая в Туркменбаши (Туркменистан), подтвердил начатый три года назад курс Ашхабада на диверсификацию маршрутов экспорта углеводородов [1].

На этом фоне в Центральной Азии усилились позиции Соединенных Штатов. Элиты центральноазиатских государств возвращаются к проектам взаимодействия с США в военно-политической сфере. Администрация Барака Обамы использует эти настроения для укрепления позиций Вашингтона. Пять лет назад среди российских политологов был популярен тезис об «уходе Америки из Центральной Азии». В середине 2012 г. подобные представления выглядят преждевременными.

Центральная Азия: взгляд из Вашингтона

Интерес американской элиты к Центральной Азии появился после ввода советских войск в Афганистан в 1979 г. Это событие вызвало болезненную реакцию в Вашингтоне. Администрации Джимми Картера (1977–1980) и Рональда Рейгана (1980–1988) опасались, что СССР создает плацдарм для рывка к нефтегазовым ресурсам Персидского Залива. Соединенные Штаты также поддерживали афганских моджахедов для ослабления позиций Советского Союза. Американская дипломатия наладила систему партнерства с Пакистаном и КНР на антисоветской основе. К концу 1980-х годов в американской аналитике появился термин «Центральная Азия» (Central Asia).

Американская «Центральная Азия» не тождественна советской «Средней Азии». В Советском Союзе понятие «Средняя Азия» включало в себя Узбекскую, Таджикскую, Туркменскую и Киргизскую ССР. К Центральной Азии в американском понимании помимо них относят Казахстан, западные районы КНР, Афганистан, Пакистан, иногда – зону индо-пакистанского конфликта и Монголию. За этим читался политический подтекст: расширенно трактуя понятие «Центральная Азия», американцы не признавали претензий России на приоритетное партнерство с республиками бывшего СССР [2].

Администрации Джорджа Буша-старшего (1989–1992) и Уильяма Клинтона (1993–2000) обсуждали новую роль Центральной Азии в политике Вашингтона [3]. Приоритетное место в документах 1990-х годов занимала поддержка Вашингтоном альтернативных России маршрутов экспорта энергоносителей. (В августе 1997 г. администрация У. Клинтона объявила Каспийское море сферой «национальных интересов США».) Американские эксперты выражали озабоченность усилением позиций талибов в Афганистане.

И все же до конца прошлого века проблемы Центральной Азии не были для США приоритетными. Перелом наступил после прихода к власти в 2001 г. республиканской администрации Джорджа Буша-младшего. Это было вызвано тремя причинами.

Фото:centralasiaonline.com
Солдаты на командном посту во время
учений ШОС на полигоне Матыбулак
24 сентября 2010.

Первая – создание Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). 15 июня 2001 г. Россия, КНР, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан преобразовали «Шанхайский процесс» в полноценную организацию. Параллельно Россия и КНР подписали 16 июля 2001 г. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве («большой договор»). Документ фиксировал: 1) отказ сторон от использования силы во взаимоотношениях друг с другом; 2) приверженность принципам мирного сосуществования; 3) взаимное уважение права на выбор собственного пути; 4) поддержку принципов территориальной целостности и незыблемости суверенитета. Эти положения перекликались с программными документами ШОС. В Вашингтоне появились опасения, что Россия и КНР создают в Центральной Азии первую после окончания «холодной войны» систему обеспечения региональной безопасности без участия США.

В создании ШОС был и неблагоприятный для Америки идеологический подтекст. Во второй половине 1990-х годов администрация У. Клинтона внедряла в международные отношения практику принудительной смены режимов под лозунгом «гуманитарного вмешательства». Российско-китайский «большой договор» 2001 г. и документы ШОС осуждали практику ограничения суверенитета. Для США это означало появление блока, который, пусть декларативно, не был согласен с политикой Вашингтона.

Вторая причина – усиление конфронтации США и КНР. В 1995 г. администрация У. Клинтона провозгласила переход к стратегии «сдерживания Китая» («containment of China»). И все же в конце 1990-х годов США колебались между политикой силовых демонстраций и стремлением «вовлечь» КНР в интеграционные объединения на Тихом океане. Только в ходе президентской кампании 2000 г. кандидат от республиканцев Дж. Буш-младший назвал Китай «стратегическим противником» США. Этот вывод был подтвержден в Стратегиях национальной безопасности США 2002 и 2006 гг.

Отсюда – усилившийся при республиканцах интерес Соединенных Штатов к Центральной Азии. После волнений в Синьцзян-Уйгурском автономном округе (весна 1997 г.) в американской аналитике стали мелькать упоминания о «слабости» западной границы КНР. Этот вывод подтверждался военными соображениями: именно на западе расположены стартовые позиции китайских межконтинентальных баллистических ракет. Можно спорить о мотивах открытия американских военных баз в Узбекистане и Кыргызстане. Однако после их открытия пусковые установки китайских стратегических ядерных сил оказались в зоне досягаемости фронтовой авиации США.

Третьей причиной стало проведение антитеррористической операции НАТО в Афганистане. После терактов 11 сентября 2001 г. США открыли военные базы в Центральной Азии: Ханабад в Узбекистане, Манас – в Кыргызстане. ВВС США получили также право использовать в транзитных целях аэропорты Таджикистана (Душанбе, Курган-Тюбэ) и Казахстана (Луговой). У США появилось военное присутствие в регионе, связанное с размещением американских контингентов в Афганистане и Пакистане. На рубеже 2001–2002 гг. американские эксперты заговорили о том, что впервые в истории Америка стала «евразийской державой».

Новый взгляд на роль Центральной Азии был закреплен в Стратегии национальной безопасности США 2002 г. «Евразия» и Ближний Восток были объявлены в ней приоритетными регионами с точки зрения национальных интересов Соединенных Штатов. В то же время такой традиционно приоритетный регион, как Европа, был отодвинут на третью позицию. В документе утверждалось, что в Центральной Азии сосредоточены «вызовы и возможности» для Америки в новом веке. К первым относились транснациональный терроризм, радикализация ислама и наркотрафик. Ко вторым – наличие больших (хотя и недоказанных) запасов углеводородов и возможность ограничения влияния КНР.

Администрация Дж. Буша-младшего озвучила, таким образом, базовые идеи центральноазиатской политики США. Во-первых, Центральная Азия важна для Америки, и уходить из нее Вашингтон не намерен. Во-вторых, присутствие в Центральной Азии позволяет США решать комплекс военно-политических задач: от борьбы с транснациональным терроризмом до ограничения ресурсов России и «сдерживания» КНР. В-третьих, ни Ташкентский договор 1992 г., ни ШОС не препятствуют США выстраивать свою систему отношений с центральноазиатскими государствами. Эта система может совпадать, а может и не совпадать с интересами России и КНР.

Стратегия прорыва

Фото: blogs.voanews.com

В начале нового века администрация Дж. Буша-младшего предприняла попытку активного вмешательства в центральноазиатскую политику [4]. 13 марта 2002 г. США и Узбекистан подписали Декларацию о стратегическом партнерстве и основах сотрудничества. 18 апреля 2002 г. министр иностранных дел Таджикистана Талбак Назаров и заместитель госсекретаря США Ричард Армитидж выступили с совместным заявлением о намерении строить «качественно новые долгосрочные отношения, опирающиеся на решение общих задач». 1 июля 2002 г. Центральная Азия была включена в зону ответственности Центрального командования вооруженных сил США.

Весной 2002 г. администрация Дж. Буша-младшего стала зондировать возможность вступления или предоставления Соединенным Штатам статуса ассоциированного члена ШОС. Предложения Белого дома поставили ШОС на грань кризиса [5]. Узбекистан поддерживал американские предложения. Китай выступил против подключения Вашингтона к ШОС. Россия оказалась в сложном положении: она стремилась сохранить единство организации и в то же время не желала ссориться с американцами (в условиях 2002 г. последнее означало трудности в отношениях с Узбекистаном). Только выведя за скобки вопрос об американском присутствии, страны ШОС приняли Устав организации на Санкт-Петербургском саммите 7 июня 2002 г.

Американские СМИ обсуждали более амбициозные проекты. На случай провала переговоров об участии США в ШОС американские эксперты предполагали возможность подписания «антитеррористического пакта» с участием Афганистана, Пакистана, Узбекистана, Кыргызстана, США и, возможно, Таджикистана. Другой проект предусматривал воссоздание Организации Центрального договора (СЕНТО). Эта организация, созданная на базе «Багдадского пакта» 1955 г., включала в себя Турцию, Ирак, Иран, Великобританию и Пакистан. Соединенные Штаты участвовали в работе ее органов на правах наблюдателя. Теперь речь могла идти о создании «обновленного СЕНТО», формально предназначенного для борьбы с транснациональным терроризмом, с участием США, стран Центральной Азии, Афганистана и Пакистана.

Однако администрация Дж. Буша-младшего взяла курс на «ускоренную демократизацию» Центральной Азии. 14 января 2003 г. Конгресс США принял резолюцию Маккейна–Либермана, предусматривавшую расширение финансирования демократических организаций в центральноазиатских государствах. Осенью 2004 г. Конгресс США заморозил военное сотрудничество с Узбекистаном под предлогом «нарушений прав человека» в этой стране. В марте 2005 г. администрация Дж. Буша-младшего поддержала «революцию тюльпанов» в Кыргызстане. В мае 2005 г. Вашингтон осудил президента Узбекистана Ислама Каримова за «непропорциональное» применение силы при подавлении мятежа в Андижане. В ответ 29 июля 2005 г. МИД Узбекистана потребовал от США свернуть военное присутствие до конца 2005 г.

Ограниченное присутствие

Свертывание военных баз в Узбекистане сократило американские ресурсы в регионе. В распоряжении Вашингтона осталась только военная база НАТО в Манасе (Кыргызстан). (В октябре 2005 г. госсекретарь США Кондолиза Райс и президент Кыргызстана Курманбек Бакиев договорились перевести на эту базу американский военный контингент из Узбекистана.) Во второй половине 2000-х годов политика США в Центральной Азии свелась, по сути, к удержанию своего военного присутствия в Кыргызстане.

Однако, несмотря на сокращение ресурсов, США не свернули внешнеполитическую активность в Центральной Азии. В 2006 г. при Государственном департаменте США было создано новое Бюро Центральной и Южной Азии. В мае 2007 г. состоялся визит в Вашингтон министра иностранных дел Республики Казахстан Марата Тажина, давший старт возобновлению американо-казахского диалога. 22 июня 2009 г. после напряженных переговоров Кыргызстан и США договорились о перепрофилировании авиабазы «Манас» в Центр транзитных перевозок в международном аэропорту «Манас».

В отношении ОДКБ Соединенные Штаты проводили двойственную политику. Эта организация была создана 29 апреля 2003 г. на Душанбинском саммите стран-участниц Ташкентского договора коллективной безопасности. Ни США, ни Североатлантический альянс не признавали ОДКБ. Не последовало официальной реакции Вашингтона и Брюсселя и на озвученные 8 июля 2004 г. предложения генерального секретаря ОДКБ Николая Бордюжи о сотрудничестве с НАТО. И все же Соединенные Штаты с 2008 г. активизировали сотрудничество с Россией в области совместной борьбы с производством и транспортировкой наркотиков из Афганистана. Вашингтон официально поддерживал деятельность ОДКБ по противодействию афганскому наркотрафику.

Более перспективным вторая администрация Дж. Буша-младшего (2005–2008) считала развитие партнерства с Индией. Подписанное 2 марта 2006 г. американо-индийское соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии означало частичное признание Соединенными Штатами ядерного статуса Индии. 15 марта 2007 г. была запушена «инициатива четырех» – практика совместных военно-морских учений США, Австралии, Индии и Японии. 19 июля 2009 г. последовало американо-индийское соглашение о мониторинге конечного пользователя. Индийская сторона получила право на закупку американской военной техники, а Соединенные Штаты – возможность отправлять военные миссии в индийскую армию. Партнерство с Индией позволяло США постоянно присутствовать в непосредственной близости от Центральной Азии и, главное, приобрести в лице Дели союзника по продвижению региональных инициатив в сфере безопасности.

Лиссабонский поворот

Фото: Министерство обороны США
Американский солдат в Афганистане

Толчком к новой активизации американской политики в Центральной Азии стал Лиссабонский саммит НАТО 20–21 ноября 2010 г. В ходе саммита было принято решение о выводе в 2014 г. вооруженных сил альянса из Афганистана. В результате в Афганистане должны будут остаться только вспомогательные силы НАТО для тренировки афганских сил самообороны. Перед США встал вопрос о маршруте вывода контингента НАТО.

Теоретически вывод сил альянса можно осуществить двумя маршрутами. Первый – «южный» – через Пакистан и, возможно, Индию. Второй – «северный» – через Центральную Азию. После конфликта с Пакистаном в конце 2011 г. перспективы использования «южного» маршрута вызывают сомнения. Отсюда – растущее внимание Белого дома к «северному» направлению. Это предполагает расширение взаимодействия США с Узбекистаном и Таджикистаном.

В свою очередь, страны Центральной Азии проявили интерес к возрождению взаимодействия с США.

27 сентября 2010 г. было подписано Соглашение между КНР и Российской Федерацией о сотрудничестве в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. На саммите ШОС в Астане 3 июня 2011 г. лидеры России и КНР поставили вопрос о закреплении его положений на уровне организации. Эти события вызвали настороженное отношение Узбекистана и Таджикистана, которые были обеспокоены растущим влиянием России и КНР. Вашингтон попытался воспользоваться открывшимся «окном возможностей» в Центральной Азии.

Избирательное партнерство

Дипломатия Б. Обамы базируется на установлении партнерства со странами Центральной Азии в отдельных сферах. Речь идет, прежде всего, о партнерстве в вопросах предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана. США также прощупывают возможность сохранения американского присутствия в регионе после 2014 г.

Ключевую роль в американской стратегии играет Узбекистан. Еще в октябре 2009 г. в Вашингтоне возобновились прерванные в 2005 г. американо-узбекские политические консультации. В феврале 2011 г. в Ташкенте прошли консультации о перспективах развития отношений между Узбекистаном и США по широкому спектру направлений политического и экономического сотрудничества. 22 сентября 2011 г. Конгресс США отменил действовавшие с 2004 г. ограничения на оказание военной помощи Узбекистану. 22–23 октября 2011 г. госсекретарь США Хиллари Клинтон посетила с официальным визитом Ташкент. Детали ее переговоров с президентом Узбекистана Исламом Каримовым остаются закрытыми. Но не исключено, что именно в ходе этих переговоров была достигнута договоренность о приостановлении членства Узбекистана в ОДКБ.

Тенденция к расширению американо-узбекского партнерства усилилась после приостановления Ташкентом членства в ОДКБ. 26 июля 2012 г. помощник госсекретаря США по делам Южной и Центральной Азии Роберт Блейк заявил о готовности США расширить партнерство с Узбекистаном по широкому кругу вопросов, включая вопросы безопасности. Детали взаимодействия станут предметом переговоров в ходе предстоящего в августе 2012 г. визита Р. Блейка в Ташкент.

Похожей схемы американская дипломатия придерживается и в отношениях с Кыргызстаном. В мае 2010 г. Вашингтон осторожно выступил против возможного ввода в эту страну миротворческих сил ОДКБ. Это привело к стремлению руководства Кыргызстана усилить контакты с США. Военная база НАТО «Манас», как уже отмечалось, получила в декабре 2011 г. статус Центра транзитных перевозок, который действует до декабря 2014 г.

13 марта 2012 г. министр обороны Леон Панетта заявил о намерении Вашингтона использовать Центр транзитных перевозок «Манас» после 2014 г. Министерство обороны Кыргызстана позитивно восприняло это заявление. 22 мая 2012 г. Кыргызстан подписал с НАТО соглашение о возможности транзита натовских грузов в Афганистан наземным маршрутом через кыргызскую территорию.

Менее ясны перспективы взаимодействия Вашингтона с Таджикистаном. Администрация Б. Обамы пытается выстроить диалог с этой страной. 12 апреля 2011 г. помощник госсекретаря США Р. Блейк и министр иностранных дел Таджикистана Хамрохон Зарифи провели переговоры о сотрудничестве по широкому комплексу вопросов, включая вопросы борьбы с транснациональным терроризмом. Эти же вопросы рассматривались в ходе состоявшегося 20–21 октября 2011 г. визита в Душанбе госсекретаря США Х. Клинтон.

4 июля 2012 г. о намерении усилить взаимодействие в поздравительной телеграмме по случаю Дня независимости США сообщил президент Таджикистана Эмомали Рахмон. Это заявление было подтверждено на состоявшейся 5 июля 2012 г. встрече президента Таджикистана с делегацией Конгресса США. Диалог продолжился в ходе прошедшего 17–18 июля 2012 г. визита в Душанбе старшего директора отдела России и Евразии при Национальном совете безопасности США Элис Уэллс. Предметом переговоров стали не только вопросы взаимодействия в области безопасности, но и экономическое сотрудничество, включая возможное вступление Таджикистана в ВТО.

Однако пока Таджикистан остается приоритетным партнером России в Центральной Азии. Душанбе поддерживает российские предложения по усилению ОДКБ. В июле 2012 г. России и Таджикистану удалось решить вопрос о продлении срока нахождения в стране российской 201-й мотострелковой дивизии. У руководства Таджикистана сильны опасения по поводу нестабильности в Афганистане. Эти обстоятельства могут неблагоприятно сказаться на перспективах Вашингтона добиться крупного успеха на таджикском направлении.

Туркменский фактор

А.Фененко, Ашхабад

Подвижки заметны и в отношениях Соединенных Штатов с Туркменистаном. При администрации Дж. Буша-младшего американо-туркменские отношения были напряженными. США квалифицируют политический режим этой страны как недемократический и до настоящего времени не имеют полноценного посла в Ашхабаде. Более того, в 2002–2003 гг. американские СМИ обсуждали вопрос о близости режима Сапармурата Ниязова к странам «оси зла» [6]. Полноценное военно-стратегическое партнерство с США невозможно для Туркменистана из-за действующего с 1995 г. нейтрального статуса.

Переосмысление роли Туркменистана в американской политологии началось после смерти С. Ниязова 21 декабря 2006 г. Весной – летом 2007 г. в Америке появилась серия публикаций о том, что новый президент Гурбангулы Бердымухамедов начнет политику осторожной либерализации туркменской политической системы. Некоторые авторы даже сравнивали ситуацию в Туркменистане с событиями в СССР в период между смертью И. Сталина (1953 г.) и ХХ съездом КПСС (1956 г.). Эти дискуссии не побудили администрацию Дж. Буша-младшего изменить отношение к Туркменистану, но они доказали, что такое улучшение возможно, если туркменское руководство будет считаться «более либеральным». На фоне успешного визита в Москву нового президента Туркменистана, состоявшегося 23 апреля 2007 г., российские эксперты обратили мало внимания на этот сдвиг в американской политике. Между тем он привел к серьезным переменам.

Подвижки в американо-туркменских отношениях стали заметны с конца 2010 г. 1–2 декабря 2011 г. в Ашхабаде прошли переговоры помощника госсекретаря США Р. Блейка и президента Туркменистана Г. Бердымухамедова. Стороны объявили о намерении сотрудничать в вопросах обеспечения безопасности. Р. Блэйк высказался также в поддержку энергетической стратегии Туркменистана. 12 июля 2012 г. Ашхабад посетил министр ВМС США Рэй Мабус. Таким образом, Вашингтон пытается создать механизмы двустороннего взаимодействия с Ашхабадом.

Особой поддержкой США пользуется проект ТАПИ. В середине 1990-х годов администрация У. Клинтона содействовала этому проекту через поддержку деятельности компании «Unocal Corporation». После взрывов талибами американских посольств в Кении и Танзании 7 августа 1998 г. компания вышла из консорциума «CentGaz». Администрация Б. Обамы возрождает эту стратегию. В поддержку ТАПИ выступили советник Госдепартамента США Даниэль Штайн и руководитель пресс-службы Госдепа Виктория Нуланд. Последняя указала, что Белый дом пока не намерен участвовать в проекте ТАПИ, но готов оказать ему политическую поддержку.

Такая политика помогает американцам укрепить позиции независимо от перспектив реализации ТАПИ. США демонстрируют свою поддержку проектов диверсификации экспорта каспийских энергоносителей, обостряют трения между «Газпромом» и странами Центральной Азии, укрепляют партнерство с Индией, демонстрируя поддержку ее энергетических интересов. Вашингтон создает ощущение (не важно – реальное или иллюзорное), что каспийские энергоресурсы могут пойти не на восток, а на юг – в сторону Индийского океана. Это усиливает соперничество Индии и КНР.

Проблема для ШОС

Весной 2011 г. Соединенные Штаты начали вновь, как и в 2002 г., ставить вопрос об усилении взаимодействия с ШОС. Осенью 2011 г. администрация Б. Обамы дважды подтвердила эти намерения. В ходе «центральноазиатского турне» в октябре 2011 г. госсекретарь США Х. Клинтон подтвердила, что Вашингтон готов начать переговоры с ШОС о формате сотрудничества. При этом американская дипломатия допускает для Соединенных Штатов два возможных статуса – наблюдателя или партнера по диалогу.

Если предложения США будут реализованы, формат деятельности ШОС изменится. Во-первых, Белый дом стремится получить доступ к процессу принятия в ШОС политических решений. Статус партнера по диалогу не предполагает доступа к закрытым документам. Но партнер может ознакомиться с их содержанием, обратившись с запросом к одному из членов ШОС, например, к Кыргызстану или Узбекистану.

Во-вторых, Вашингтон поддерживает проекты увеличения числа партнеров ШОС. Американцы поддержали заявку Турции на получение статуса партнера ШОС, выступили за интеграцию в ШОС Пакистана и Индии – стран, которые активно взаимодействуют с США в военно-политической сфере. Кроме того, в запасе у Вашингтона есть японские инициативы 2003 г. о создании системы безопасности в Азии.

Политике США соответствует обозначившаяся в последние годы тенденция к расширению состава ШОС. Еще в 2004–2005 гг. статус наблюдателей в организации получили Монголия, Индия, Пакистан и Иран. На Пекинском саммите 6–7 июня 2012 г. Афганистан получил статус наблюдателя, а Турция – партнера по диалогу. В Пекине также обсуждался вопрос о вступлении в ШОС Индии и Пакистана. В случае принятия варианта «реформы через расширение» Вашингтон сможет использовать ресурсы средних стран и Индии для блокирования ведущей роли Москвы и Пекина в ШОС.

Новые направления американской политики в отношении ШОС были обозначены на прошедшей 14 июня 2012 г. Кабульской конференции по вопросам восстановления безопасности и возрождения экономики Афганистана. На этой конференции страны ШОС выступали с единых позиций, выработанных на Пекинском саммите. Белый дом поддержал участие в Кабульской конференции ШОС как организации. Это стало одним из прецедентов взаимодействия Вашингтона с ШОС в качестве партнера по диалогу.

Американцы не исключают сотрудничества с ШОС по отдельным проблемам. Однако в Белом доме хотели бы видеть такую ШОС, в которой американцы (не важно – самостоятельно или через союзников) влияли бы на процесс выработки решений. В этом смысле действия Соединенных Штатов направлены скорее на ослабление, чем на усиление ШОС.

Последствия для России

Активизация политики США на центральноазиатском направлении привела к серьезным последствиям для России. Наиболее болезненными событиями стали выход Узбекистана из ОДКБ и возобновление американо-узбекского диалога в военной сфере. 4 июня 2012 г. президент Владимир Путин прибыл в Ташкент с официальным визитом. По его итогам были подписаны Декларация об углублении российско-узбекского стратегического партнерства и Меморандум о взаимопонимании между двумя странами о дальнейших совместных мерах по присоединению Республики Узбекистан к Договору о зоне свободной торговли в рамках СНГ. Выход Ташкента из ОДКБ через три недели после подписания этих документов выглядел как неудача российской дипломатии.

Неудачи России на «узбекском направлении» – часть общей тенденции. Современная политика России в Центральной Азии сформировалась под воздействием дипломатических успехов середины 2000-х годов. В период с 2003 по 2007 гг. Москве удалось создать ОДКБ, вернуть в эту организацию Узбекистан, заключить выгодные контракты на транзит туркменского газа и начать переговоры по созданию Таможенного союза. Череда успехов породила представления, что страны Центральной Азии обречены на партнерские и даже союзнические отношения с Москвой. В России возобладала точка зрения, что лидеры стран Центральной Азии выучили «уроки Андижана».

А.Фененко, Самарканд

«Узбекский кризис» показал ошибочность этих представлений. Большинство российских успехов были вызваны дипломатическими ошибками США. Обновленная стратегия Б. Обамы породила серьезные проблемы для России. В недалеком будущем Москве вновь, как и в 2002 г., придется решать принципиальный вопрос: как выстроить диалог ШОС с США в условиях, когда Вашингтон заинтересован в диалоге с центральноазиатскими странами в обход России и КНР?

Ресурсы Москвы в настоящее время меньше, чем были в начале 2000-х годов. Администрация Дж. Буша-младшего делала ставку на индуцирование кризиса в ШОС и смену центральноазиатских элит. Это порождало недоверие к американской политике в Центральной Азии. Администрация Б. Обамы действует тоньше. Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР. Это повышает их шансы на выстраивание партнерских отношений со странами Центральной Азии.

* * *

Десять лет назад США провели реорганизацию пространства Центральной Азии. Один из самых закрытых регионов мира стал открытым пространством взаимодействия «великих держав». Американское присутствие не подорвало ведущую роль России и отчасти КНР в региональной политике. Но Вашингтон посредством военно-политического партнерства с центральноазиатскими странами сумел создать систему ограничения российского и китайского влияния. Несмотря на ослабление позиций в 2005 г., США сохранили эту роль в региональной политике.

Администрация Б. Обамы пытается вернуться к амбициозным проектам десятилетней давности. С 2011 г. Вашингтон стремится присоединиться к действующим механизмам принятия политических решений в Центральной Азии. Параллельно США вновь, как и в 2002–2003 гг., пытаются выстроить комплекс самостоятельных военно-политических (а в идеале и энергетических) связей с центральноазиатскими государствами. Такая политика призвана размыть особый характер ШОС как первой организации обеспечения региональной безопасности без участия Соединенных Штатов. В связи с этим перед внешней политикой России встают новые задачи: оценить потенциал влияния США в Центральной Азии и выработать обновленную стратегию взаимодействия с республиками бывшего СССР в условиях растущей конкуренции за влияние в регионе.

1. На III Международном газовом конгрессе в г. Туркменбаши индийская компания «GAIL Ltd.» и пакистанская компания «Inter State Gas System (Private) Ltd.2» подписали с «Туркменгазом» соглашения о строительстве газопровода ТАПИ (Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия). Параллельно был подписан Меморандум о взаимопонимании Афганистана и Туркменистана по вопросам долгосрочного сотрудничества в газовой сфере.

2. Anderson G. The International Politics of Central Asia. Manchester; N.Y., 1997.

3. After Empire: The Emerging Geopolitics of Central Asia / Ed. by J.C. Snyder. Washington, 1995.

4. Фененко А.В. Американский фактор и кризис трансъевразийского пространства // Центральная Азия и Кавказ. 2003. № 3(27). С. 16–26.

5. Макдермотт Р. Российская программа обеспечения безопасности в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. 2002. № 2(20).

6. Панфилова В., Могилевский А. Обратный отсчет для Туркменбаши: Дядя Сэм хочет иметь в Ашхабаде племянника // Независимая газета, 10.09.2002.