Частное финансирование содействия международному развитию

Тематика участия частного сектора в содействии международному развитию (СМР) стала часто появляться в документах ООН во второй половине XX в. Однако значимый акцент на необходимости привлечения частного финансирования в программы развития был поставлен в рамках Монтеррейского консенсуса 2002 г. Частично такая необходимость была определена потребностью в дополнительных ресурсах для достижения Целей развития тысячелетия (ЦРТ), принятых ООН в 2000 г.

Существует большое число теоретических определений и международных рамок участия частного сектора в развитии. Однако на сегодняшний момент у международного сообщества нет четкого определения финансового участия бизнеса в программах СМР.

Несмотря на широкий спектр механизмов «инновационного финансирования», доступ большинства развивающихся стран к ним остается ограниченным ввиду слабости внутренних рынков капитала, нехватки ликвидности и отсутствия финансовой инфраструктуры.

В связи с небольшим масштабом операций инструменты «смешанного» финансирования имеют ограниченное влияние на экономику беднейших стран. Большая часть операций частного сектора сопровождается гарантиями, которые не приводят к реальным финансовым потокам. Такая тенденция часто ставит под сомнение роль частного сектора в реализации ЦУР в развивающихся государствах. В этой связи участие частного сектора должно рассматриваться как дополнительный инструмент в СМР, не заменяющий основных программ суверенных доноров.

Более того, необходимо адекватно оценивать роль частного сектора в разных странах и в различных секторах экономики. К примеру, в некоторых секторах сконцентрирована преимущественно государственная собственность, и, соответственно, спрос на механизмы «смешанного» финансирования не будет высоким (например, в образовании или здравоохранении). Тогда как в ряде других секторов, таких как телекоммуникационный или финансовый сектор, эффективность может быть повышена за счет вложений частного капитала. В этой связи привлечение частного финансирования должно сопровождаться стратегиями развития отельных секторов, в том числе в рамках страновых стратегий доноров в государствах-реципиентах. При этом необходимо учитывать структурные вопросы, связанные с развитием конкуренции, стоимостью капитала и т.д.

Что касается участия частного сектора в достижении ЦУР, то оно должно быть сопряжено с развитием отдельно взятых секторов национальной экономики в зависимости от имеющихся инвестиционных возможностей и интересов стейкхолдеров. Отсутствие координации препятствует эффективному осуществлению Повестки дня ООН на период до 2030 г.

Отсутствие устойчивых практик мониторинга и оценки, безусловно, снижают эффективность и воздействие программ СМР с участием частного сектора. Тем не менее наличие таких практик потенциально может повысить интерес бизнеса в результатах таких проектов.

Что касается рекомендаций по расширению участия частного сектора в СМР, то их перечень может быть следующим. Во-первых, социально-ориентированная деятельность бизнеса (включая КСО) должна содействовать повышению эффективности использования ресурсов, выделяемых двусторонними и многосторонними донорами на реализацию программ развития. Во-вторых, со своей стороны доноры должны быть заинтересованы в работе со странами-реципиентами по улучшению факторов инвестиционного климата. Такие меры имеют разное значение и различные результаты для представителей частного и государственного сектора в краткосрочной перспективе. Но в долгосрочном периоде от улучшения факторов, связанных с развитием человеческого капитала, выигрывают обе стороны.

В-третьих, участие бизнеса в СМР может быть расширено за счет поддержки со стороны суверенных доноров через программы технологической модернизации промышленности, расширение сегмента проектов в формате государственно-частного партнерства (ГЧП), оказание поддержки в получении доступа к рынкам беднейших стран.

Тематика участия частного сектора в содействии международному развитию (СМР) стала часто появляться в документах ООН во второй половине XX в. Однако значимый акцент на необходимости привлечения частного финансирования в программы развития был поставлен в рамках Монтеррейского консенсуса 2002 г. Частично такая необходимость была определена потребностью в дополнительных ресурсах для достижения Целей развития тысячелетия (ЦРТ), принятых ООН в 2000 г.

В одном из наиболее поздних документов по финансированию развития — Аддис-Абебской программе действий — частный сектор был провозглашен важным участником сотрудничества в целях развития на период до 2030 г. Это связано с тем, что он может быть источником дополнительных ресурсов наряду с потоками официальной помощи развития (ОПР) для достижения целей устойчивого развития (ЦУР). Заявленная задача по привлечению частного сектора делает реализацию повестки «от миллиардов к триллионам» более реализуемой.

В настоящее время существует определенный недостаток знаний и эмпирических доказательств в отношении эффективности механизмов частного сектора в СМР и об условиях предоставления частного капитала, включая бизнес-риски и ожидание прибыли. Это приводит к неполной обоснованности мнения о том, что частные ресурсы могут восполнить существующий недостаток в финансировании развития и смогут способствовать достижению ЦУР в поставленный срок. Также существует неопределенность относительно воздействия частного сектора на процессы развития.

Всеобъемлющие оценки участия бизнеса в СМР в настоящее время сделать весьма сложно в силу широкого спектра механизмов такого участия [Борисенко и др., 2011]. Однако отдельные меры по учету частного финансирования развития предпринимает ряд международных организаций. Например, ОЭСР с 2019 г. учитывает ряд инструментов частного сектора в СМР (частные займы, капитальные взносы в финансовые институты развития или другие инструменты частного сектора, акционерный капитал предприятий частного сектора в развивающихся странах). Более того, ОЭСР предпринимает попытки количественной оценки частного финансирования в рамках концепции «смешанного» финансирования (blended finance).

Владимир Бартенев:
Международная помощь странам Ближнего Востока и Северной Африки: управляя рисками

В 2019 г. объем официальной помощи в целях развития (ОПР), предоставляемой двусторонними и многосторонними донорами развивающимся странам, составил 152,8 млрд долл. В настоящее время официальные финансовые ресурсы на цели развития сильно ограничены. Это подтвердила пандемия COVID-19 в 2020 г., когда странам-донорам пришлось перенаправить порядка 40% средств (12 млрд долл.) из других плановых программ помощи в целях преодоления кризиса в развивающихся государствах. Также это подтверждает прогноз по объемам помощи, подготовленный британским Институтом зарубежного развития (Overseas Development Institute, ODI), согласно которому по итогам 2021 г. мировой объем ОПР снизится на 2,5–2,9% (в силу падения ВВП ключевых стран-доноров на 2,6–2,7%) в случае, если страны будут удерживать текущий уровень отношения ОПР к ВНД. Текущий объем ОПР недостаточен для покрытия дефицита ресурсов для реализации ЦУР, который оценивается в 2,5–3 трлн долл. в год. В этой связи ведущая роль в восполнении существующего дефицита отводится частному капиталу, что подтверждается Монтеррейским консенсусом и Аддис-Абебской программой действий.

В условиях недостатка потоков ОПР частное финансирование СМР может поддержать международную помощь и стать важным источником ресурсов для сотрудничества в области развития, а также в целях реализации Повестки дня ООН на период до 2030 г., связанной с ЦУР. В последующих разделах статьи будет предпринята попытка систематизировать данные о частном финансировании развития, а также дана оценка возможности повышения эффективности механизмов участия коммерческого сектора в СМР.

Определение частного финансирования программ развития

В настоящее время четкого определения финансирования частным сектором программ развития не существует. Однако определение частного финансирования в СМР может быть основано на разнице между целями частного и льготного (концессионного) финансирования. С одной стороны, многие проекты развития, в том числе направленные на достижение ЦУР — неприемлемы для коммерческих институтов, поскольку часто имеют отрицательный или нулевой показатель чистой приведенной стоимости (NPV), и подвержены высоким рискам. Коммерческие потоки обычно избегают высоко рискованных проектов в развивающихся странах. С другой стороны, транснациональные корпорации, коммерческие банки, институциональные инвесторы могут быть потенциально заинтересованы в новых проектах, которые дают возможность выйти на новые рынки и получить дополнительную прибыль.

Основная цель частного капитала — максимизация прибыли. Как правило, цели развития не входят в число первостепенных задач, которые преследует бизнес. Участие частного капитала в странах с низким уровнем дохода ограничено рискованной бизнес-средой и низкой доходностью капитала. Тем не менее его производственная и инвестиционная деятельность способствует экономическому развитию страны.

Основные особенности и принципиальные различия частного коммерческого капитала от частного финансирования развития приведены в Таблице 1 по таким критериям, как цели, условия предоставления, географический охват, принципы.

Таблица 1 — Сравнение частного финансирования СМР и частных коммерческих проектов

Источник: составлено автором.

Таким образом, участие частного бизнеса в СМР не может быть связано напрямую с коммерческими интересами и не должно с ними конкурировать. Проект с участием бизнеса теоретически может быть убыточным, однако коммерческие риски могут быть «просубсидированы» суверенными донорами.

Теоретическое обоснование частного финансирования развития

Существующие теоретические работы, связанные с ролью частного сектора в финансировании развития, можно подразделить на три широкие категории. Первая категория работ связана с неолиберальным подходом и посвящена коммерческим выгодам, получаемым фирмой, реализующей проекты, направленные на содействие социально-экономическому развитию. Подход предполагает, что проекты развития в долгосрочной перспективе формируют спрос на продукцию и факторы производства (труд и капитал). Бизнес выигрывает от собственных инвестиций в долгосрочное устойчивое развитие в результате улучшения локальных факторов инвестиционного климата.

Тем не менее эмпирические исследования приводят только некоторые доказательства корреляции между финансированием развития и коммерческими результатами частного сектора [Margolis, Walsh, 2003; Pava, Krausz, 1995]. Другие исследователи предполагают, что такого рода проекты являются маркетинговым инструментом, который помогает частному сектору повышать свою репутацию и развивать связи со стейкхолдерами [King, 2008; Soysa, Oneal, 1999]. Эти работы связаны также с результатами исследований К. Дэвиса, который полагал, что социально-ориентированная деятельность бизнеса приносит ему ряд долгосрочных экономических преимуществ [Davis, 1960].

Второй подход к изучению роли частных финансов в международном развитии во многом связан с анализом роли межгосударственного сотрудничества. В своих работах исследователи Кинг и Мэйер [King, 2008; Meyer, 1996] утверждают, что правительства должны сотрудничать в целях формирования общественных благ с привлечением участия частного сектора по нескольким причинам. Во-первых, проекты развития с участием бизнеса создают положительные внешние эффекты для повышения благосостояния потребителей, охраны окружающей среды, развития инфраструктуры [Hopkins, 1998; McIntosh et al., 1998; Henderson, 2001]. Во-вторых, в результате нерационального использования ресурсов возникает необходимость преодолевать последствия искажения экономических стимулов. Это, в свою очередь, обуславливает государственное вмешательство [Kotler, 1989]. В-третьих, программы развития с участием частного сектора, как правило, являются предметом государственного регулирования. В целях расширения участия бизнеса органы власти должны предлагать налоговые льготы, субсидирование и другие инструменты.

Третья научная школа анализирует деятельность некоммерческих организаций (НКО) в продвижении частного финансирования развития [Raftopoulos, 2000; Bebbington, 1993].

Михаил Ермолов:
Границы и масштабы российского содействия международному развитию

Как правило, перечисленные школы взаимодополняют друг друга. Тем не менее подходы уделяют недостаточно внимания связи между финансированием развития и процессами развития на национальном и международном уровне. Майкл Хопкинс стал одним из первых исследователей, в явном виде рассмотревший связь между программами бизнеса с международным развитием [Hopkins, 2012]. Исследователь показал, что корпорации делают для социально-экономического развития и каким образом частное финансирование может стать полезным инструментом для СМР. В частности, положительное воздействие связано c системными изменениями (systemic change) [Humphrey, 2014], которые влекут за собой положительные эффекты для развития и объясняют то, как бизнес-цели соотносятся с целями развития [Ruffer and Wach, 2013]. Такой подход помогает описать комплексный характер участия бизнеса в процессах социально-экономического развития и охватывает проблемы, имеющие «системный» характер по отношению ко всем заинтересованным сторонам [Harich, 2010].

Перечисленные направления исследований не могут претендовать на полный обзор существующих работ по проблемам частного финансирования СМР, и их перечень — не исчерпывающий. В частности, существует отдельный блок теоретических подходов к определению корпоративной социальной ответственности (КСО) [Carroll, 1979] и корпоративного «социального гражданства» (сorporate social citizenship) [Logsdon, Wood, 2002], в рамках которых рассматривается социальная деятельность частного сектора с точки зрения корпоративной культуры, а также социальная связь между бизнесом и обществом. Однако детальное изучение данных подходов выходит за рамки предмета настоящего исследования.

Международные институциональные рамки участия бизнеса в СМР

Идея участия частного сектора в сотрудничестве в целях развития широко и активно обсуждалась в международной повестке дня с начала 2000-х гг., когда Монтеррейский консенсус по финансированию развития (2002 г.) стал одним из первых официальных документов в этой области. Монтеррейский консенсус определяет взаимодействие с частным сектором как одно из приоритетных направлений международного сотрудничества в области развития. Он призывает к мобилизации международных ресурсов для развития за счет прямых иностранных инвестиций (ПИИ) и других частных средств. ПИИ, а также другие ресурсы частного капитала —жизненно важные компоненты, поскольку оказывают долгосрочное влияние на экономическое развитие, способствуя устойчивости, передаче знаний и технологий, созданию новых рабочих мест, повышению общей производительности и конкурентоспособности.

Кроме того, особое внимание уделяется мерам по улучшению факторов инвестиционного климата, таким как уровень коррупции, поддержка предпринимательства, эффективное госуправление, включая развитые институты и инфраструктуру. Консенсус стал одной из самых первых попыток международного сообщества повысить эффективность помощи в партнерстве с частным сектором.

Позднее частный сектор также стал неотъемлемым направлением обсуждения эффективности международной помощи и сотрудничества в целях развития. Анализ данной международной повестки подробно проводится в ряде работ как российских [Зайцев, 2011, Дегтярев, 2020], так и зарубежных авторов [Easterly, Levine, Roodman, 2004]. Однако в рамках настоящей работы будет показано место частного сектора в контексте этой повестки. Его роль отражена в ряде международных инициатив по эффективности помощи (Таблица 2), согласно которым сотрудничество с частным сектором стало рассматриваться как механизм, который способствует повышению эффективности ОПР. Приняв соответствующие обязательства, страны декларировали взаимодействие с частным сектором одним из своих приоритетов в международном сотрудничестве в целях развития.

Тем не менее за почти 20-летний период вместе с прогрессом в интеграции все большего числа акторов в повестку повышения эффективности помощи появился и ряд проблем. Например, расширение числа участников в условиях отсутствия организационных рамок (в частности, у инициативы GPEDC [1] отсутствует постоянно действующий оргкомитет) ослабляет механизмы управления и делает инициативы слабо реализуемыми на практике. Более того, расширение спектра инициатив и индикаторов делает их плохо контролируемыми. Все это снижает заинтересованность бизнеса и других стейкхолдеров в участии в данных инициативах.

Таблица 2 — Эволюция повестки эффективности помощи и роли частного сектора в развитии

Источник: составлено автором по материалам GPEDC.

Помимо перечисленных инициатив существует большое число международных государственных и частных рамок, способствующих повышению эффективности помощи и вовлечению частного сектора в СМР, в которых бизнес принимает непосредственное участие (Таблица 3).

Таблица 3 — Перечень основных государственных и частных инициатив в области мобилизации частных финансов на развитие

Источник: составлено автором.

Большая часть государственных инициатив связаны как с международным, так и с региональным и национальным уровнем. Большинство из них управляется странами-донорами на национальном и региональном уровне и соотносится с их экономическими и политическими интересами в соответствующих развивающихся странах. Можно выделить несколько характеристик таких инициатив. Во-первых, они тесно связаны с деятельностью национальных правительств, направленных на интеграцию бизнеса на рынки стран-получателей. Например, EU EIP фокусируется на предоставлении технической помощи для подготовки дальнейших инвестиционных проектов, предполагающих участие частного сектора. Во-вторых, они часто имеют регулирующее воздействие, связанное с созданием благоприятного инвестиционного климата в части, касающейся снижения рисков, поддержки экономических реформ в развивающихся странах. Яркий пример — межправительственная инициатива ‘Making Markets Work for the Poor’ (M4P), направленная на создание рыночных стимулов в развивающихся странах. Инициатива реализуется правительствами Австрии, Великобритании и Швеции.

Можно выделить ключевые отличительные особенности частных инициатив от государственных. Во-первых, частные инициативы часто разрознены между собой. В противовес частным инициативам государственные рамки в значительной степени стремятся к согласованности с международными инициативами (к примеру, Монтеррейский консенсус). Во-вторых, в отличие от частных, государственные инициативы имеют нефинансовый сетевой эффект, который стимулирует сотрудничество предприятий из разных стран (как со стороны доноров, так и получателей помощи). В-третьих, эффективность частных инициатив больше связана с финансовым эффектом [2], а не с влиянием на результаты развития. В-третьих, в частных инициативах чаще встречается компонент оценки (нежели чем в государственных), что позволяет оценивать основные результаты. В-четвертых, государственные инициативы стимулируют включение частного сектора в СМР (Форум ЭКОСОС по финансированию развития и инвестиционное партнерство в области устойчивого развития (SDIP), 2X Challenge). В-пятых, большинство государственных инициатив не учитывают конкретные проблемы наименее развитых стран, уделяя при этом особое внимание вопросам, которые имеют общий характер по отношению ко всем развивающимся странам.

Юрий Зайцев:
Россия как международный донор: трудности в оценке помощи развитию

Отдельным вопросом, на который необходимо ответить в рамках настоящего исследования, является также участие бизнеса в достижении ЦУР, как международной инициативы. Напрямую бизнес-деятельность не всегда связана с достижением ЦУР. Однако можно выделить косвенные эффекты работы коммерческого сектора, которые касаются реализации Повестки-2030 ООН. В частности, частное финансирование способствует достижению таких целей, как ЦУР 17 (Партнерство), ЦУР 1 (Искоренение бедности), ЦУР 9 (Промышленность, инновации и инфраструктура) и ЦУР 8 (Достойный труд и экономический рост). «Смешанное» финансирование тесно связано с ЦУР 17, в частности, с задачей 17.3 «мобилизовать дополнительные финансовые ресурсы для развивающихся стран из различных источников» и показателем «Прямые иностранные инвестиции, официальная помощь в целях развития и сотрудничество Юг-Юг как доля валового национального дохода». Тем не менее многие международные компании признают ЦУР как часть своей корпоративной культуры в части, касающейся социальной ответственности бизнеса, и декларируют приверженность целям в рамах своей отчетности [Rashed, Shah, 2020].

Специальным вопросом является эффективность и результативность рассмотренных инициатив. В общем виде нельзя сказать, насколько эти инициативы способны решить поставленные перед ними задачи. Однако встроенные компоненты оценки частных инициатив позволяют проводить анализ воздействия участия частного финансирования на процессы развития в развивающихся странах. Отдельно вопросы мониторинга и оценки участия частного бизнеса в финансировании развития будут рассмотрены далее.

Механизмы участия частного сектора в финансировании программ развития

В настоящее время отсутствует строгая классификация механизмов финансирования частным сектором программ в сфере содействия развитию. Тем не менее представляется возможным выделить два ключевых направления участия частного сектора через такие механизмы, как «смешанное» финансирование и программы КСО. Характерная черта всей совокупности таких механизмов — участие частного капитала, связь с развитием и неполное соответствие коммерческим условиям финансирования (льготный компонент). Эти условия позволяют привлечь частный капитал как отдельный вид финансирования СМР.

«Смешанное» финансирование

Механизмы «смешанного» финансирования (blended finance) активно использовались международным сообществом на протяжении последних двадцати лет в контексте развития повестки участия частного сектора в СМР. Акцент на «смешанном» финансировании также был усилен в контексте реализации повестки ЦУР. Таким образом, частный капитал может способствовать финансированию ЦУР в дополнение механизмам официальных доноров. Цель «смешанного» финансирования — создание условий и возможностей для реализации проектов в сфере развития с привлечением частного капитала, включая институциональных инвесторов (банков, инвестиционных компаний, пенсионных фондов, страховых компаний, фондов акционерного капитала и т.д.).

«Смешанные» механизмы представляют собой сочетание льготного финансирования с инвестициями, предоставленными на коммерческих условиях. Льготные условия в инструментах «смешанного» финансирования позволяют снизить политические, экономические, финансовые и операционные риски для частного сектора, а также сделать проект более жизнеспособным или оказать большее влияние на процессы социально-экономического развития. Инструменты такого типа финансирования широко распространены среди международных институтов развития, предоставляются коммерческим банкам для финансирования проектов развития. Однако строгой классификации инструментов «смешанного» финансирования в настоящее время не создано, а ОЭСР предпринимаются попытки по систематизации международного опыта в данной сфере и выработке ключевых принципов такого типа финансирования (Таблица 4).

Таблица 4 — Инструменты «смешанного» финансирования

Источник: КСР ОЭСР.

Фонды венчурного капитала, ориентированные на развитие (в том числе с участием государственных партнеров), инструменты снижения рисков и долговое финансирование не являются чем-то принципиально новым. Большинство из них уже на протяжении долгого времени используются на практике. Тем не менее в ряде международных документов такие инструменты часто носят название «инновационное финансирование». Кроме того, такие инструменты позволяют привлекать новых партнеров и дополнительный капитал для финансирования развития.

Структурированные фонды являются инструментом «смешанного» финансирования, который снижает риски и привлекает частный капитал для сотрудничества в целях развития. Структурированные фонды представляют собой многоуровневую структуру, которая включает транши от разных инвесторов в соответствии с их отношением к риску. Они часто сопровождаются технической помощью для снижения рисков, связанных с производительностью и институтами стран-реципиентов. Такие фонды, как правило, инвестируют в инфраструктурные проекты (Инфраструктурный фонд Африка-50), микрофинансирование (Инициатива микрофинансирования для Азии), окружающую среду (Глобальный фонд климатического партнерства), энергетику (Глобальный фонд энергоэффективности и возобновляемых источников энергии).

Облигации — долговой инструмент, который может использоваться для финансирования программ СМР. Можно выделить несколько типов облигаций, таких как облигации социального воздействия, «зеленые» облигации, которые выпускаются для решения конкретных социальных или экологических проблем. Рынок «зеленых» облигаций в 2019 г. составил порядка 257,7 млрд долл. Однако этот рынок малодоступен для ряда развивающихся стран в силу их низкого кредитного рейтинга [Banga, 2019].

На сегодняшний день наиболее точные оценки частного финансирования развития связаны со «смешанным» финансированием. Такие оценки предоставляет КСР ОЭСР. Так, по данным организации, за период с 2012 по 2018 гг. объем частного финансирования развития составил 205,2 млрд долл. [OECD, 2020 c] (Рисунок 1).

Рисунок 1 — Суммы, предоставленные частным сектором за счет участия в СМР

Источник: КСР ОЭСР, 2020.

Из всех инструментов «смешанного» финансирования гарантии оказались наиболее используемым инструментом (40%), за которым следуют кредиты (18%) и прямые инвестиции (18%). Однако нельзя сделать однозначного вывода относительно приоритетности использования бизнесом этих инструментов. Каждый механизм зависит от отдельно взятого проекта. Однако с точки зрения результатов для развития наиболее важный инструмент — ПИИ, ориентированные на внутренний рынок, поскольку вместе с физическим капиталом в национальную экономику приходят новые технологии, корпоративная культура, новые институты. Эти элементы, в свою очередь, могут способствовать системной трансформации в процессах развития.

По данным ОЭСР, частное финансирование СМР в основном привлекается в странах со средним уровнем дохода, в секторах с предсказуемым уровнем доходности, таких как банковские и финансовые услуги, энергетика и промышленность, горнодобывающая промышленность и строительство. При этом только 5% частного финансирования, мобилизованного в период 2017–2018 гг., было направлено в наименее развитые страны (НРС) и только 6% было связано с социально-значимыми секторами, такими как водоснабжение и санитария, образование и здравоохранение.

Секторное распределение ресурсов показывает, что бизнес предпочитает участвовать в высоко маржинальных секторах (энергетика, банковские и финансовые услуги, добыча полезных ископаемых, строительство). Эти секторы, к примеру, в 2018 г. привлекли порядка 60,4% от общего объема «смешанного» финансирования.

Корпоративная социальная ответственность

Помимо вышеперечисленных форм частного финансирования развития существуют еще и собственные программы бизнеса, связанные с КСО, которые по своей сути призваны оказывать социально-экономический эффект. В настоящее время процессы выхода бизнеса на зарубежные рынки, в том числе на рынки развивающихся стран, неразрывно связаны с выработкой корпоративных практик в области КСО. К тому же ведение бизнеса часто предполагает соблюдение ряда социальных и экологических обязательств как части контракта или условий получения лицензии или кредита [Зайцев, 2018].

С точки зрения бизнеса, проекты КСО реализуются для того, чтобы сохранить лояльность клиентов. Именно поэтому эти проекты, реализуемые бизнесом в странах-получателях, часто дополняют деятельность международных суверенных и многосторонних доноров. КСО часто ассоциируются с внедрением международных принципов регулирования социально-ответственного финансирования, рекомендованных рядом международных организаций, таких как Всемирный банк, МВФ и региональные банки развития (например, принципы Экватора, Глобальная инициатива по отчетности (GRI), Глобальный договор ООН и т.д.).

По типам бизнеса наиболее социально-ответственное поведение за рубежом часто демонстрируют энергетические и горнодобывающие компании. Согласно исследованию аналитического центра CECP, около 40% программ КСО горнодобывающих компаний реализуется в зарубежных странах. Это связано с тем, что такие компании могут диверсифицировать свою деятельность в основном за счет географической экспансии. Следовательно, для выхода на новые рынки компания должна предоставлять социальные инвестиции. Проекты КСО энергетических компаний в основном связаны с охраной окружающей среды, здоровьем и образованием. В 2018 г. значительная часть средств была потрачена международным бизнесом в целом на финансирование проектов в области здравоохранения и социальных услуг (27%), а также экономического развития (22%).

Что касается объемов финансирования программ по линии КСО, то необходимо отметить, что за период до пандемии с 2014 по 2019 гг., по данным CECP, средний объем ресурсов, направляемый международным бизнесом на программы в сфере КСО составлял 23,5 млрд долл. При этом остается устойчивой зависимость между объемом расходов на программы КСО за рубежом и доходами, получаемыми международным бизнесом за границей (Таблица 5).

Таблица 5 — Доля дохода, получаемого компаниями из-за рубежа, и доля ресурсов, направляемых на проекты в сфере КСО за рубежом

Источник: составлено автором на основе данных CECP [Зайцев, 2018].

Безусловно, оценить полностью масштабы частного финансирования СМР чрезвычайно сложно. Это связано не только с доступностью информации, но и с методологическими подходами к определению механизмов участия коммерческого сектора в развитии, которые в настоящее время международным сообществом четко не определены. К примеру, с методологической точки зрения не представляется возможным арифметическое суммирование отдельных видов частного финансирования в силу различной природы инструментов и модальностью взаимодействия со стейкхолдерами.

Мониторинг и оценка инструментов частного сектора

Как уже было отмечено, многие инициативы по привлечению частного сектора (в частности, государственные) лишены оценочного компонента. В этой связи, вопрос о мониторинге и оценке участия частного сектора в СМР приобретает особую актуальность.

Вопросы результативности и эффективности помощи непосредственно связаны с ее учетом. Решение проблем повестки дня в области развития и диверсификация инструментов финансирования развития требуют модернизации статистической системы для более эффективного мониторинга и оценки финансовых потоков в целях развития. Это позволит не только обеспечить прозрачность и сопоставимость данных, но и привлечь внимание правительств и частного сектора к финансированию программ развития и проанализировать эффективность и влияние интервенций доноров.

Современная система учета финансовых потоков в целях развития связана с практиками Комитета содействия развитию (КСР) ОЭСР. В период с 2014 г. по 2019 гг. КСР провел модернизацию статистической основы для мониторинга и измерения инструментов СМР, предоставления более надежных данных о финансировании развития и обеспечения сопоставимости данных по донорам и инструментам (Таблица 6).

КСР ОЭСР были даны разъяснения в отношении использования инструментов частного сектора в СМР. Во-первых, стали учитываться частные займы (при условии, что они имеют «грант-элемент» не менее 25%, рассчитанный с использованием ставки дисконтирования 10%) [3]. Во-вторых, капитальные взносы в финансовые институты развития или другие инструменты частного сектора были включены в ОПР по своей номинальной стоимости. При этом оценивается доля финансирования в общем портфеле проекта, отвечающего критериям ОПР. В-третьих, стали учитываться и частные вложения в акционерный капитал предприятий частного сектора в развивающихся странах при условии, если такого рода капитал способствует развитию стран-реципиентов [Зайцев, Кнобель, 2019].

Таблица 6 — Ключевые изменения КСР ОЭСР при учете ОПР

Источник: составлено по материалам КСР ОЭСР.

Все вышеизложенные изменения коснулись статистики стран, предоставляющих КСР ОЭСР данные по ОПР, включая Российскую Федерацию, которая сотрудничает с ОЭСР в данной сфере с 2012 г. [Зайцев, Кнобель, 2017].

Тем не менее на практике можно выделить ряд проблем, связанных с мониторингом и оценкой операций частного сектора. Во-первых, остается важный вопрос относительно необходимости различия между коммерческими частными потоками и программами, реализованными с использованием ОПР и при участии бизнеса. Статистический мониторинг ОЭСР потоков частного сектора, привлеченных при финансовом участии правительств, основан на допущении «дополнительности» частного капитала. Так, без официального финансирования развития частный капитал не учитывался бы в финансировании проекта в сфере СМР. Принцип «дополнительности» используется, например, многосторонними банками развития (МБР).

Мониторинг частных механизмов затруднен по ряду технических причин. Во-первых, по причине наличия различных уровней предоставления капитала (национальные правительства, институты развития, МБР, частные поставщики и т.д.), что затрудняет обмен результатами мониторинга для всех участников. Во-вторых, мониторинг, как правило, ограничен жизненным циклом проекта. Согласно исследованию ОЭСР, только 20% фондов и механизмов смешанного финансирования собирают данные через год или более после окончания финансирования проекта. В-третьих, не все данные общедоступны в силу их конфиденциальности.

Владимир Бартенев:
Российское содействие развитию: особенности статистического учета

Отдельным вопросом в мониторинге остается оценка воздействия. В настоящее время существует широкий спектр мероприятий по оценке воздействия на развитие бизнеса, осуществляемых национальными правительствами, МБР и академическими учреждениями. Однако подход к измерению воздействия участия частного сектора на развитие пока четко не сформирован. Главный аргумент — разные системы планирования, мониторинга и оценки проектов. Более того, оценка воздействия часто отделяется от этапа планирования проекта СМР. Таким образом, когда проект выбран и реализован, его влияние на приоритеты развития неясны. Причиной тому может быть факт того, что оказание «смешанной» помощи связано с участием нескольких посредников, имеющих разные подходы к мониторингу и к оценке [Winckler, 2019]. Стоит отметить, что частный сектор часто просто не обязан, с нормативной точки зрения, проводить такого рода оценку. Согласно исследованию ОЭСР, 70% участников проектов «смешанного» финансирования проводят оценку на регулярной основе.

Чаще всего доноры, включая частный сектор, заинтересованы в оценке результатов, а не воздействия. Им важны финансовые результаты и аспекты проекта (например, количество созданных новых рабочих мест, энергоэффективность, налоговые поступления, NPV, внутренняя норма рентабельности (IRR) и другие финансовые показатели) [Savoy, 2016].

Для оценки вклада «смешанного» частного финансирования в достижение ЦУР требуется анализ косвенного воздействия и побочных эффектов программ СМР. Такая оценка требует систематических инвестиций и временных ресурсов, поскольку часто трудно доказать причинно-следственные связи между финансовыми интервенциями и экономическими результатами.

Заключение

Существует большое число теоретических определений и международных рамок участия частного сектора в развитии. Однако на сегодняшний момент у международного сообщества нет четкого определения финансового участия бизнеса в программах СМР.

Несмотря на широкий спектр механизмов «инновационного финансирования», доступ большинства развивающихся стран к ним остается ограниченным ввиду слабости внутренних рынков капитала, нехватки ликвидности и отсутствия финансовой инфраструктуры. В силу сложности оценки всего спектра механизмов участия частного сектора в финансировании развития в данной работе были рассмотрены только два инструмента — КСО и «смешанное» финансирование, объем которого за период с 2012 по 2018 гг. составил 205,2 млрд долл.

В связи с небольшим масштабом операций инструменты «смешанного» финансирования имеют ограниченное влияние на экономику беднейших стран. Большая часть операций частного сектора сопровождается гарантиями, которые не приводят к реальным финансовым потокам. Такая тенденция часто ставит под сомнение роль частного сектора в реализации ЦУР в развивающихся государствах. В этой связи участие частного сектора должно рассматриваться как дополнительный инструмент в СМР, не заменяющий основных программ суверенных доноров.

Более того, необходимо адекватно оценивать роль частного сектора в разных странах и в различных секторах экономики. К примеру, в некоторых секторах сконцентрирована преимущественно государственная собственность, и, соответственно, спрос на механизмы «смешанного» финансирования не будет высоким (например, в образовании или здравоохранении). Тогда как в ряде других секторов, таких как телекоммуникационный или финансовый сектор, эффективность может быть повышена за счет вложений частного капитала. В этой связи привлечение частного финансирования должно сопровождаться стратегиями развития отельных секторов, в том числе в рамках страновых стратегий доноров в государствах-реципиентах. При этом необходимо учитывать структурные вопросы, связанные с развитием конкуренции, стоимостью капитала и т.д.

Что касается участия частного сектора в достижении ЦУР, то оно должно быть сопряжено с развитием отдельно взятых секторов национальной экономики в зависимости от имеющихся инвестиционных возможностей и интересов стейкхолдеров. Отсутствие координации препятствует эффективному осуществлению Повестки дня ООН на период до 2030 г.

Отсутствие устойчивых практик мониторинга и оценки, безусловно, снижают эффективность и воздействие программ СМР с участием частного сектора. Тем не менее наличие таких практик потенциально может повысить интерес бизнеса в результатах таких проектов.

Что касается рекомендаций по расширению участия частного сектора в СМР, то их перечень может быть следующим. Во-первых, социально-ориентированная деятельность бизнеса (включая КСО) должна содействовать повышению эффективности использования ресурсов, выделяемых двусторонними и многосторонними донорами на реализацию программ развития.

Во-вторых, со своей стороны доноры должны быть заинтересованы в работе со странами-реципиентами по улучшению факторов инвестиционного климата. Такие меры имеют разное значение и различные результаты для представителей частного и государственного сектора в краткосрочной перспективе. Но в долгосрочном периоде от улучшения факторов, связанных с развитием человеческого капитала, выигрывают обе стороны.

В-третьих, участие бизнеса в СМР может быть расширено за счет поддержки со стороны суверенных доноров через программы технологической модернизации промышленности, расширение сегмента проектов в формате государственно-частного партнерства (ГЧП), оказание поддержки в получении доступа к рынкам беднейших стран.

Список использованных источников

1. Борисенко А.И., Емельянов А.Л., Козиевская Е.В., Яценко Е.Б. Международный опыт привлечения бизнеса к программам содействия международному развитию // Вестник международных организаций. 2011. T. 33 № 2 (33). C. 4 – 10.
2. Дегтярев Д.А. Эффективность международной помощи развитию: от анализа проектов к оценке стратегического воздействия // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 25: Международные отношения и мировая политика. 2020. № 1
3. Зайцев Ю.К. Проблемы эффективности содействия международному развитию: теоретические и практические аспекты // Вестник международных организаций. 2011. Т. 6. № 3. С. 105–118.
4. Зайцев Ю.К., Кнобель А.Ю. Россия как международный донор в 2017 г. // Экономическое развитие России. 2018. Т. 25. № 12. С. 8-12.
5. Зайцев Ю.К. Cоциальные инвестиции российского бизнеса за рубежом // Международные процессы. 2018. Т. 16. № 3(54). С. 189-201.
6. Зайцев Ю.К., Кнобель А.Ю. Приоритеты российской помощи развитию в 2018 г. // Экономическое развитие России. 2019. Т. 26. № 12. С. 23-30.
7. Banga J. (2019): The green bond market: a potential source of climate finance for developing countries. Journal of Sustainable Finance & Investment. Volume 9.
8. Bebbington A. (1993). Non-Governmental Organisations and the State in Latin America. Routledge: London
9. Carroll A. B. A Three-Dimensional Conceptual Model of Corporate Performance. / The Academy of Management Review, Vol. 4, No. 4 (Oct., 1979), pp. 497-505.
10. Davis K. (1960) Can business afford to ignore social responsibilities? / California Management Review, № 2, 1960, Spring, 70-76 pp. – p. 70.
11. Easterly W., Levine R., Roodman D. New Data, New Doubts: A Comment on Burnside and Dollar’s “Aid, Policies, and Growth” // American Economic Review. 2004. Vol. 3. No. 94. P. 774–780.
12. Harich, J. (2010). ‘Change Resistance as the Crux of the Environmental Sustainability Problem’, System Dynamics Review 26.1: 35–72
13. Henderson D. (2001). Misguided Virtue: False Notions of Corporate Social Responsibility. Institute of Economic Affairs: London
14. Hopkins M. (1998). The Planetary Bargain: Corporate Social Responsibility Comes of Age. Macmillan: London
15. Hopkins M. (2012). Corporate Social Responsibility and International Development: Is Business the Solution? Earthscan
16. Humphrey J. (2014) Understanding and Enhancing the Role of Business in International Development: A Conceptual Framework and Agenda for Research. IDS Working Paper No 440, Institute of Development Studies.
17. King, Brayden G. (2008) "A Political Mediation Model of Corporate Response to Social Movement Activism." Administrative Science Quarterly 53: 395—421
18. Kotler P. (1989) Social Marketing: Strategies for Changing Public Behavior. Free Press: New York.
19. Logsdon J. M., Wood D. J. Business Citizenship: From Domestic to Global Level of Analysis. / Business Ethics Quarterly, № 12(2), 2002. - 155–187 pp. – p. 155.
20. Margolis, Joshua D. and James P. Walsh. (2003). "Misery Loves Companies: Rethinking Social Initiatives by Business." Administrative Science Quarterly 48:268-305.
21. Mayer, Frederick, Gary Gereffi (2010). "Regulation and Economic Globalization: Prospects and Lim its of Private Governance." Business and Politics\2 (Article 11): 1-25.
22. McIntosh M, Leipziger D, Jones R, Coleman G. (1998). Corporate Citizenship: Successful Strategies
23. Pava, Moses L. and Joshua Krausz (1995). Corporate Social Responsibility and Financial Performance: The Paradox of Social Cost. Westport, CT: Quorom Books. Responsible Companies. Financial Times Management: London.
24. Raftopoulos B. (2000). The state, NGOs, and democratisation. In NGOs, the State and Politics in Zimbabwe, Moyo S, Makumbe J, Raftopoulos B (eds). Southern Africa Printing and Publication: Harare.
25. Rashed A. H., Shah A. (2020) The role of private sector in the implementation of sustainable development goals. Environment, Development and Sustainability.
26. Ruffer, T. and Wach, E. (2013). Review of M4P Evaluation Methods and Approaches, ITAD Report, Hove: ITAD
27. Savoy, C.M. et al. (2016). Development Finance Institutions Come of Age - Policy Engagement, Impact, and New Directions. A Report of the CSIS Project on Prosperity and Development and the Overseas Development Institute (ODI). October 2016.
28. Soysa, Indra and John Oneal (1999). "Boon or Bane? Reassessing the Productivity of Foreign Direct Investment." American Sociological Review 64:766-82.
29. Winckler Andersen, O., et al. (2019) "Blended Finance Evaluation: Governance and Methodological Challenges", OECD Development Co-operation Working Papers, No. 51, OECD Publishing, Paris

Статья подготовлена в рамках выполнения научно-исследовательской работы государственного задания РАНХиГС.

1. GPEDC (Global Partnership for Effective Development Co-operation, the Global Partnership or GPEDC) — Глобальное партнерство для эффективного сотрудничества в целях развития.

2. Финансовый эффект можно измерить как соотношение между привлеченным капиталом из частного сектора и ресурсами, выделяемыми государственными структурами.

3. При расчете «грант-эквивалента» используется ставка дисконтирования (как правило 10%), чтобы определить стоимость ожидаемой отдачи вложений (в виде займа) в текущем периоде. Если текущая стоимость будущих возвратов по кредиту ниже, чем сумма кредита, тогда разница представляет собой «грант-эквивалент» (если определяется в денежном выражении), и «грант-элемент» (если выражается в процентах от суммы займа).